Фрэнсис уже успела привыкнуть к полному отсутствию у Джин элементарной логики, а также к ее приступам энтузиазма по самым нелепым поводам.

– По-моему, большинство пассажиров вовсе не жаждут ухудшения погоды.

– А вот я действительно этого хочу. Хочу всамделишного шторма, по высшему разряду. Чтобы было о чем рассказать Стэну. Ой, конечно, наша старушка такая большая, что мы толком ничего и не почувствуем, но я обязательно останусь здесь, чтобы лучше видеть. Для острых ощущений, понимаешь? Все как в кино, только взаправду. А то, если честно, здесь становится скучновато.

Фрэнсис посмотрела в иллюминатор. Где-то далеко-далеко небо прорезали молнии, осветив его неземным светом. Дождь зарядил сильнее, он стучал по металлической крыше, и девушкам пришлось перейти на крик, чтобы слышать друг друга. Несколько невест, сгрудившихся в другом конце буфетной, тыкали пальцем в сторону далекого горизонта.

– Ой да ладно тебе, Фрэнсис! Ты ведь тоже любишь острые ощущения. Только посмотри на молнию! И ты еще будешь говорить, будто это тебя нисколечко не трогает! Ну знаешь! – Джин поерзала на месте. – Я хочу сказать, ты только посмотри!

И Фрэнсис на секунду позволила себе взглянуть на шквал глазами Джин, пропустить через себя его могучую энергию, осветить себя изнутри, подзарядить себя на полную мощность. Однако сила многолетней привычки возобладала, и когда она повернулась к Джин, то снова стала прежней Фрэнсис, сдержанной и рассудительной.

– Ты там поосторожнее со своими желаниями. Иногда они исполняются, – сказала она, не сводя глаз с ярящихся волн.

Они уже собирались уходить и стояли у дверей буфетной, ожидая, когда дождь чуть утихнет, чтобы можно было пробраться на ведущий к каютам трап, как на пороге откуда ни возьмись появился насквозь промокший матрос. Он вошел внутрь, и в буфетной сразу пахнуло холодом и сыростью.

– Я ищу Джин Каслфорт, – заглянув в бумажку, сказал он. – Джин Каслфорт. – Его тон не предвещал ничего хорошего.

– Это я. – Джин схватила матроса за руку. – А в чем дело?

Лицо матроса было непроницаемым.

– Мэм, вас приглашают в командирскую рубку, – сказал он и, увидев, что Джин с окаменевшим лицом стоит столбом, обратился к Фрэнсис, словно Джин там и не было: – Она одна из самых молодых, да? Мне сказали, что будет лучше, если кто-нибудь пойдет вместе с ней.

Эти слова сразу отбили охоту к дальнейшим расспросам. Он повел их коротким путем – самым длинным коротким путем в ее жизни, как уже после вспоминала Фрэнсис. Не обращая внимания на дождь, они пересекли ангарную палубу, миновали торпедный погреб, поднялись по какому-то трапу и оказались перед незнакомой дверью. Матрос отрывисто постучался. Услышав: «Войдите», он открыл дверь и придержал ее, чтобы пропустить девушек. Джин, которая еще по дороге схватила Фрэнсис за руку, теперь вцепилась в нее мертвой хваткой.

Просторная комната, с большими иллюминаторами с трех сторон, оказалась намного светлее полутемного коридора, и девушки заморгали с непривычки. Возле одного из иллюминаторов вырисовывались силуэты трех человек, еще двое сидели лицом к ним. Фрэнсис рассеянно заметила, что, в отличие от других помещений корабля, на полу лежит ковер.

Она увидела судового капеллана, что ее сразу насторожило, а потом – женщину-офицера, которая наткнулась на них в машинном отделении в тот злополучный вечер. Ей вдруг стало холодно, и она зябко поежилась.

Джин нервно обшаривала взглядом лица присутствующих, ее буквально колотило от страха.

– С ним ничего не случилось, да? – спросила она. – Боже мой, вы хотите мне сообщить, что с ним произошла беда! Он в порядке? Скажите, он в порядке?

Переглянувшись с капелланом, капитан Хайфилд выступил вперед и протянул Джин радиограмму.

– Мне очень жаль, моя дорогая.

Джин посмотрела на радиограмму, затем – снова на капитана.

– М… Н… Это буква Н? – Джин водила пальцем по строчкам. – Буква А? Прочти за меня. – Она протянула телеграмму Фрэнсис. Бумага шелестела в ее дрожащей руке.

Фрэнсис, которая продолжала крепко держать Джин, свободной рукой взяла радиограмму. Джин так сильно вцепилась в ладонь Фрэнсис, что у той покраснели кончики пальцев.

Она поняла содержание радиограммы, даже еще не успев ее прочитать. Слова падали у нее изо рта, словно булыжники.

– «Наслышан о твоем поведении на борту. У нас нет будущего. – Фрэнсис тяжело сглотнула. – НЕ ЖДУ НЕ ПРИЕЗЖАЙ».

Джин посмотрела на радиограмму, затем – на Фрэнсис. В комнате стояла гробовая тишина.

– Что?! – воскликнула Джин и попросила: – Прочти снова.

Точно от повторения эти слова будут звучать менее безжалостно, подумала Фрэнсис.

– Я не понимаю, – сказала Джин.

– На море новости распространяются быстро, – тихо произнесла женщина-офицер. – Наверняка кто-то что-то сказал почтальону во время стоянки на Цейлоне.

– Но ведь никто ничего не знал. Кроме вас…

– Когда мы разговаривали с начальством вашего мужа, чтобы подтвердить подлинность радиограммы, нам сообщили, что его чрезвычайно взволновали слухи о вашей беременности. – Она сделала паузу. – Насколько я понимаю, если верить названному вами сроку, то он никак не может быть отцом ребенка.

Фрэнсис подумала, что слова женщины звучали чересчур жестоко, как будто ей было приятно вбить в гроб Джин еще один гвоздь. Как будто ей было мало «НЕ ЖДУ НЕ ПРИЕЗЖАЙ».

Джин побелела как полотно:

– Но я вовсе не беременна. Просто…

– Мне кажется, в свете открывшихся обстоятельств он, возможно, счел ваш приезд неуместным.

– Но у меня даже не было возможности ему объяснить. Мне надо с ним поговорить. Он все не так понял.

В разговор вступила Фрэнсис:

– Она не виновата. Честное слово. Произошло досадное недоразумение.

Судя по выражению лица женщины, ей было не привыкать: она уже тысячу раз слышала такое. А вот мужчины явно чувствовали себя неловко.

– Мне очень жаль, – сказал капитан Хайфилд. – Мы уже переговорили с представителями Красного Креста. Они позаботятся о том, чтобы отправить вас обратно в Австралию. Вас высадят…

Джин сжала кулаки и, как ураган, налетела на женщину из вспомогательной службы.

– Ты, сука поганая! Мерзкая старая сука! – И прежде чем Фрэнсис успела ее остановить, пару раз ударила женщину по голове. – Мстительная старая потаскуха! И все потому, что на тебя ни у кого не стоит! – визжала Джин. Она не обращала внимания ни на мужчин, пытавшихся ее оттащить, ни на увещевавшую ее Фрэнсис. – Я ничего такого не сделала! – орала она, захлебываясь слезами, а Фрэнсис с капелланом – красные от натуги – пытались оторвать ее от тетки из вспомогательной службы. – Я ничего не сделала! Вы обязаны сказать Стэну!

Атмосфера в комнате сгустилась настолько, что нечем было дышать. Даже капитан выглядел шокированным.

– Мне отвести их назад, сэр?

Фрэнсис увидела краем глаза, что в комнату вошел доставивший их сюда матрос.

Джин, похоже, иссякла и сдалась.

– Да, так будет разумнее, – кивнул капитан. – Я пришлю кого-нибудь обсудить необходимые приготовления… чуть позже. Когда страсти… немного улягутся.

– Сэр, – выступила вперед Фрэнсис, обняв дрожащую Джин. – При всем моем уважении к вам, хочу заметить, что вы оказываете ей плохую услугу. – От такой несправедливости у Фрэнсис потемнело в глазах. – В этой истории она была жертвой.

– Вы медсестра, а не адвокат, – приложив руку к окровавленной голове, прошипела тетка из вспомогательной службы. – Я свидетель. Или вы забыли?

Все было кончено. И когда Фрэнсис с помощью матроса выводила из командирской рубки находящуюся в невменяемом состоянии Джин, то сквозь всхлипывания подруги она услышала, как женщина-офицер, словно оправдываясь, говорит:

– Должна сказать, что я отнюдь не удивлена, сэр. Меня предупреждали. Эти австралийки одним миром мазаны.

Глава 14

Если вы получили вещмешок родственника или друга, служащего в вооруженных силах, это не означает, что он обязательно убит или пропал без вести… Тысячи мужчин, прежде чем отправиться для участия в боевых действиях за рубеж, упаковывают свои личные вещи и просят отправить их домой. Вот официальный совет: «Вручение такой посылки еще не повод для волнений, если близкие родственники не получили извещения письмом или телеграммой от официальных структур».

Дейли мейл. Понедельник, 12 июня 1944 года