– Мэгги, мне очень жаль.

Глаза Фрэнсис смотрели безрадостно. Она неуверенно дотронулась до руки подруги.

Маргарет вытерла глаза ладонью, покачала головой и охнула, словно сетуя на свою беспомощность.

Море, казалось, сливалось с небом. Серая вода становилась немного светлее у горизонта, но затем снова темнела, неразличимая на фоне низких, неприветливых облаков. И возникало странное чувство, что корабль плыл в никуда, как будто навигация осуществлялась исключительно на авось.

И вот через несколько минут Маргарет, которая так и не почувствовала себя готовой, сделала шаг вперед. Помедлила, прижав к себе маленькое тельце, причем так крепко, как никогда не рискнула бы, если бы в нем до сих пор теплилась жизнь.

Затем она перегнулась через ограждение и, горестно всхлипнув, бросила сверток в море, беззвучно принявшее жертву.

Маргарет стояла, вцепившись побелевшими пальцами в ограждение, ей отчаянно хотелось остановить корабль, чтобы достать то, что она потеряла. Море показалось ей равнодушным и бездонным. Значит, подобное погребение было, скорее, равнодушным предательством, а не мирным упокоением. И собственные руки вдруг стали невыносимо пустыми.

Фрэнсис молча указала на бежевый кардиган на поверхности моря далеко внизу – просто светлое пятно на темной воде, которое очень скоро накрыла волна. Больше они его не видели. Они стояли, не обращая внимания на пронизывающий ветер, и смотрели, как вздымается и исчезает за кормой пенный след «Виктории».

– Фрэнсис, неужели мы все сошли с ума? – наконец нарушила молчание Маргарет.

– Ты о чем?

– Что, черт возьми, мы натворили?!

– Не уверена, что понимаю…

– Мы оставили людей, которых любили, родной дом, где были счастливы. И ради чего?! Чтобы получить, как Джин, клеймо шлюхи? Чтобы эти чертовы флотские устроили нам допрос по поводу нашего прошлого, словно мы преступницы какие? Чтобы пройти через весь этот кошмар и узнать, что нас не ждут? Потому что у нас нет никакой гарантии, ведь так? Никакой гарантии, что все эти мужчины и их семьи хотят нас принять. – У нее перехватило горло на холодном ветру. – И что, черт возьми, я знаю об Англии? Что я знаю о Джо или его семье? О младенцах? Ведь даже за собственной треклятой собакой я не сумела уследить… – Ее голова упала на грудь. Они стояли, не обращая внимания ни на лужи под ногами, ни на взгляды маляров, красивших остров с другой стороны. – Знаешь… Я должна сказать тебе… Похоже, я совершила чудовищную ошибку. Я позволила себе увлечься мечтой, быть может вызванной исключительно желанием убежать от домашних хлопот. Ужасно надоело стряпать и стирать для папы и мальчиков. И вот я здесь, но единственное, чего я сейчас хочу, – это свою семью. Фрэнсис, я хочу свою семью. Я хочу свою маму. – Она горько зарыдала. – Я хочу свою собаку.

Фрэнсис обняла ее своими сильными тонкими руками:

– Нет, Мэгги, нет. Все будет хорошо У тебя есть мужчина, который тебя любит. По-настоящему любит. Все будет хорошо.

– Как ты можешь это говорить после того, что здесь произошло? – спросила Маргарет, которой очень хотелось, чтобы ее успокоили.

– Мэгги, таких, как твой Джо, – один на миллион. Даже мне это понятно. И у тебя впереди чудесная жизнь, потому что тебя невозможно не любить. У тебя родится чудесный малыш, которого ты будешь любить больше жизни. О, если бы ты только знала, как сильно я…

Лицо Фрэнсис исказилось, тело затряслось, точно от икоты, а из глаз нескончаемым потоком хлынули слезы. Она обняла Маргарет, точно желая ее утешить, хотя, скорее, хотела найти утешение сама. Фрэнсис попыталась извиниться, собраться с силами, даже помахала рукой, молчаливо прося прощения, но так и не смогла остановиться.

Маргарет, потрясенная их душевным единением, притянула Фрэнсис к себе.

– Эй, ты чего разнюнилась? – слабым голосом спросила она. – Эй, Фрэнсис, ты это брось… Это совсем на тебя не похоже… – Маргарет гладила Фрэнсис по волосам, причесанным для торжественного вечера.

Она вспомнила, как две девушки прыгнули с палубы в бурное море, и представила, какое потрясение они, должно быть, испытали. И внезапно ей стало нехорошо от нахлынувшего чувства вины. Ведь она даже не удосужилась проверить, все ли в порядке у Фрэнсис. Она еще крепче обняла Фрэнсис, молча умоляя ее о прощении, в надежде, что буря в душе подруги уляжется.

– Ты права. У нас все будет хорошо, – твердила Маргарет, гладя Фрэнсис по голове. – А вдруг получится так, что мы, в конце концов, вообще будем жить рядом? Фрэнсис, ты уж пиши мне, пожалуйста. У меня там, кроме тебя, никого нет, а от Эвис толку, что от козла молока. Ты все, что у меня есть…

– Я не та, за кого ты меня принимаешь. – Своим громким плачем Фрэнсис уже начала привлекать внимание. На другом конце палубы стояли небольшой группкой матросы, они курили и наблюдали за происходящим. – Даже противно рассказывать…

– Ой, да брось! Пора оставить прошлое позади. – Маргарет вытерла глаза. – Послушай, лично я считаю, что ты отличная девчонка. Все, что мне надо, я и так знаю. Даже то, чего мне знать не надо. И тем не менее считаю тебя отличной девчонкой. И поэтому ты, черт тебя подери, держи со мной связь!

– Ты… очень… добра.

– Ну вот, снова здорово!

И Фрэнсис неожиданно для себя улыбнулась.

– Эй вы, двое! А ну-ка уходите оттуда!

Они повернулись и увидели стоявшего на острове офицера, который изо всех сил махал им рукой.

– Ладно, пошли, девочка! И смотри у меня, не раскисай! Тебе это не идет.

– Ой, Мэгги… Я так…

– Нет, Фрэнсис, мы начинаем новую жизнь. С нуля. Ведь ты сама сказала, что все будет хорошо. Мы постараемся, чтобы у нас все было хорошо. – Она снова обняла Фрэнсис, и они пошли назад. – Мы что, зазря страдали, черт побери?! Мы просто обязаны сделать так, чтобы все было хорошо!

И когда девушки после обеда ушли к себе в каюту, матросы все еще продолжали работать: драили, полировали, красили и обиженно гундели. Их голоса в проходах перекрывали даже взволнованный щебет невест, собиравших свои пожитки. Какой во всем этом смысл, недовольно спрашивали матросы друг друга. Корабль, так или иначе, пойдет на металлолом. И тогда почему было треклятому Хайфилду не предоставить им хотя бы один день треклятого отдыха? Разве он не знает, что война закончилась? Однако их ворчание, как ни странно, успокоило Фрэнсис: после пожара она так и не видела капитана, и слова матросов дали ей всю необходимую информацию о его самочувствии.

В глубине души она очень надеялась увидеть у их каюты своего морпеха. И хотя в этот последний вечер часовые были сняты, он вполне мог стоять в коридоре: ноги на ширине плеч, взгляд обращен на нее, словно в подтверждение существующей между ними незримой связи.

Но в коридоре его не оказалось. Только непрерывно мельтешащие женщины. Они возвращали одолженную в свое время косметику и демонстрировали наряды по случаю прибытия в Плимут. Что ж, возможно, это даже к лучшему. Ей казалось, что ее эмоции в любую секунду могут выплеснуться наружу, словно и ее заразила царившая на корабле атмосфера нетерпеливого ожидания на грани истерики.

– Добрый вечер, миссис Маккензи. – Это был доктор Даксбери, щеголявший в кремовом льняном костюме. – Я так понимаю, что мы, возможно, встретимся чуть позже в лазарете. Замечательно, что вы снова при исполнении. – Он приветственно коснулся полей шляпы и пошел дальше, беспечно насвистывая «Frankie and Johnny».

Миссис Маккензи. Сестра Маккензи. Нет смысла мечтать, чтобы все было по-другому, сказала она себе, помогая Маргарет пройти в каюту. И никогда не было. Уж кому, как не ей, это знать.

Примерно в половине десятого Маргарет уже почивала в сладких объятиях Морфея: душевное потрясение и плохое самочувствие вследствие беременности взяли свое. Ведь в последнее время Маргарет приходилось два-три раза за ночь вставать в туалет. Она сонно брела по пустому коридору, кивая стоявшим на часах морпехам. Но сегодня Маргарет спала как убитая, чем очень порадовала Фрэнсис, которой еще надо было навестить в лазарете Эвис.